Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе] - Петр Киле

Так неоплатонизм Микеланджело и при усилении религиозной рефлексии к концу жизни проступает в его лирике...

Вообще столь мощно проступающая личностно-материальная эстетика его в воссоздании библейской тематики, кажется, до сих не понята, говорят лишь о трагизме, что, по сути, снимается с обращением, как у Сандро или у Леонардо перед смертью, - у Микеланджело потому трагизм, как у трагических поэтов Эллады, что был он и оставался до конца возрожденческой личностью и возрожденческим гением, а библейские сюжеты, как история современной художнику Италии, лишь подливали масла в огонь трагического мироощущения...

Микеланджело вступает непосредственно в диалог с Богом, готовый повиниться, однако до смирения он далек, скорее ропот порывается.

Ни гаже, ни достойнее презренья,Чем я, тебя забывший, в мире нет,И все ж прости нарушенный обетУсталой плоти, впавшей в искушенья,Не размыкай, о Вседержитель, звеньяМоих шагов туда, где вечен свет.О вере говорю, - себе во вредЯ не вкусил в ней полноты спасенья.Чем редкостней, тем лишь все боле милМне дар даров: к покою, к благостынеДругого мир не обретет пути;Ты кровь свою за нас так щедро лил,Что станешь ли скупей на милость ныне?Иных ключей нам к небу не найти!

В одном из последних сонетов все тот же чисто возрожденческий лейтмотив:

По благости креста и божьих мукЯ, отче, жду, что удостоюсь рая;И все ж, пока во мне душа живая,Земных утех все будет мил мне круг.

Микеланджело с его титанизмом и разочарованиями предстает в совершенно новом свете... Религиозная вера и рефлексия у него отнюдь не преодолели, как у Сандро, ни его мощной личностно-материальной эстетики, ни его неоплатонизма, что отчетливо проступает в его лирике, сходной по мотивам с сонетами Шекспира.

Женщина эпохи Возрождения

Существует понятие, вполне определенное, «человек эпохи Возрождения». При этом разумеется, как повелось искони, мужчина, ученый муж, поэт, художник, первооткрыватель новых земель, человек разносторонних интересов и великих страстей. Его кредо: человеческая индивидуальность, свободомыслие и слава, в чем бы они ни проявлялись и что в своей основе проступает не иначе, как любовь и красота. Именно любовь, Эрос индивидуального влечения, движет им и к чему бы он ни стремился, предмет его устремлений в самом общем и конкретном виде - это красота.

Поскольку гуманизм по своему первоначальному значению это выдвижение в центр мира, вместо абсолюта, человека, то ему нужна новая опора и предмет его устремлений, что и есть красота и прежде всего в облике женщины, поскольку его с нею связывает Эрос индивидуального влечения, как все вещи и явления Вселенной Эрос космический.

Таким образом, человеческая личность опосредуется в эпоху Возрождения не Богом, а красотой и прежде всего женской красотой. Впервые в истории человечества женщина занимает исключительное место, как Мадонна на троне.

Вот откуда бесконечная вереница Мадонн, постепенно превращающихся просто в портреты молодых женщин эпохи, чья красота приобретает самодовлеющее значение. Открытие человека и мира происходит прежде всего в интимной сфере переживаний и грез, как бывает весной и в детстве, и такой момент зафиксирован впервые в жизни Данте Алигьери, который, повстречав Беатриче в девять лет, а ей еще девяти не было, полюбил ее так, что его потрясение лишь увеличивалось с годами, с рождением поэтического дара, любовь свою он переживал, как муку, исходя стихами, а затем, после ранней смерти дамы сердца, исходя слезами, и тут, возвращаясь в воспоминаниях в детство и юность, он осознает: «Начинается новая жизнь...»

Особенная красота Беатриче, заронив в его сердце любовь, преобразила мир вокруг. Поэтому он называет свою уникальную лирическую повесть «Vita Nuova». При этом им уже овладел замысел его грандиозной поэмы, в которой он хотел сказать о возлюбленной нечто, что еще никому никогда не удавалось сказать. Мы знаем, поэт вознес Беатриче до высших сфер Рая, вопреки всяким средневековым канонам и представлениям. Таким образом, и «Божественная комедия» оказывается автобиографической поэмой, как и повесть «Новая Жизнь».

Петрарка воспел Лауру уже как чисто возрожденческий поэт, но в большей мере как идею любви и идею прекрасной женщины.

Боккаччо в повести «Элегия мадонны Фьямметты» (1343-1344 гг.) впервые выводит женщину эпохи Возрождения вне аллегорических и чисто поэтических фантазий. Больше того. Его повесть - это лирическая исповедь Фьямметты, богатой неаполитанки. Она замужем. Она вспоминает о том, как встретила молодого флорентийца Памфило, о страстной любви между ними и о разлуке; Памфило, по настоянию отца, должен был вернуться во Флоренцию и жениться.

Известно имя возлюбленной Боккаччо, которую он оставил в Неаполе, вынужденный, по настоянию отца, вернуться на родину, - Мария д`Аквино. Словом, несомненно какие-то автобиографические коллизии дают себя знать в повести, но, главное, автор отказывается от своего Я и ставит вместо себя женщину, отдавая, по сути, ей должное. Это был не просто счастливо найденный прием, новаторский, а знамение времени. Знатные дамы уже нередко не уступают мужчинам в образовании и интересах, разумеется, гуманистических.

Фьямметта знает мифологию и древних классиков, судя по ее высказываниям, не хуже Боккаччо. Пусть она страдает от любви, но сознает, что именно любовь возвышает ее над окружающим миром и роднит ее с героинями древности.

Фьямметта - это образ, который мы узнаем и в других персонажах Боккаччо, в тех же семи дамах, которые с тремя молодыми людьми, выступают рассказчиками в «Декамероне».

Женщина эпохи Возрождения - это знатность, красота и образованность. Такова Беатриче д`Эсте, супруга герцога Миланского Лодовико Моро, при дворе которого впервые познакомился со светской жизнью Бальдассаре Кастильоне, автор книги «О придворном», что он сам называет «художественным портретом Урбинского двора». В книге он воспроизводит в форме непринужденных диалогов несколько мартовских вечеров 1507 года при дворе герцога Урбинского и при участии и главенстве его жены Елизаветы Гонзага, одной из наиболее образованных женщин своего времени.

В эпоху Возрождения пишутся трактаты о любви и красоте в платоническом духе - от Марсилио Фичино и Пико делла Мирандола до авторов, уже прямо переходящих к обсуждению женской красоты.

Аньоло Фиренцуола (1493-1543), известный итальянский писатель, в трактате «О красотах женщин» в форме живого диалога ряда лиц занят разработкой вопросов философской эстетики, прежде всего неоплатонизма. Не вообще, а именно к понятию женской красоты он прилагает целую систему категорий, как «гармония», «грация», «изящность», «величие», при этом имеется в виду не просто идея, а самая настоящая физическая, телесная красота.

Для него высший идеал прекрасного - это прелестная, изящно одетая, украшенная в соответствии со всеми принципами эстетики женщина, в своем роде произведение искусства, какой она может предстать на картине. В ней важна не внешняя правильность, «эстетика пропорций», а гармония, в чем проступает сокровенный тип красоты.

«Красота и красивые женщины и красивые женщины и красота заслуживают того, - восклицает один из собеседников, - чтобы каждый их восхвалял и ценил их превыше всего потому, что красивая женщина есть самый прекрасный объект, каким только можно любоваться, а красота - величайшее благо, которое господь даровал человеческому роду, ведь через ее свойства мы направляем душу к созерцанию, а через созерцание - к желанию небесных вещей, почему она и была послана в нашу среду в качестве образца и залога...»

Франческо Патрици (1529-15970), итальянский натурфилософ, в своем трактате «Любовная философия» прямо выводит Тарквинию Мольца (1541-1617), одну из замечательнейших женщин своего времени. Говорят, она выделялась обширными познаниями, изучала древнюю философию, поэзию, музыку, писала стихи на итальянском, латинском, греческом языках, переводила Аристотеля и Платона, Плутарха и Иоанна Златоуста.

Пьер де Бурдей, Сьёр де Брантом (1540-1614) родился в старинной дворянской семье во Франции, рано оказался при дворе, где в это время его старшая сестра была фрейлиной королевы Екатерины Медичи, так что неудивительно, что он девятнадцати лет побывал в Италии... Брантому посчастливилось открыть эпоху Возрождения во всей ее новизне и силе, что определило несомненно его миросозерцание и характер. Он не был мыслителем, даже историком не стал, но он служил при дворе, участвовал во всех войнах своего времени, писал сонеты, диктовал мемуары, это был человек эпохи Возрождения в полном смысле слова, о чем мы знаем, благодаря его трактату «Галантные дамы», что представляет череду любовных эпизодов и рассуждений автора по их поводу, весьма пылких.